«Теория» Вейсмана. Неодарвинизм ведет свое начало от Уоллеса; он развит Августом Вейсманом (1892), а затем был положен в основу современной реакционной менделевско-моргановской генетики.    

Неодарвинизм, или вейсманизм, является наиболее ярким выражением реакции в биологической науке. Он направлен против материалистической сущности дарвиновского учения — творческой роли отбора.

Это течение стремится подорвать фундамент дарвиновского учения — положение о наследовании признаков и свойств, приобретаемых организмами в течение их жизни. Без преемственности изменчивости в последовательном ряду поколений отбор утрачивает свое формообразующее значение. Он истолковывается как простой отсев готовых форм, возникающих независимо от условий среды.

В подтверждение положения о ненаследовании благоприобретенных изменений Вейсман выдвинул свою реакционную «теорию» зародышевой плазмы. Отправным пунктом для Вейсмана является представление о потенциальном бессмертии одноклеточных организмов.

Смерть, по Вейсману, — явление, возникшее в процессе эволюции при переходе от одноклеточных к многоклеточным формам как результат диференциации клеток. В основе этой диференциации лежит, по Вейсману, деление клеток на зародышевые и соматические.

Зародышевые (половые) клетки сохранили потенциальное бессмертие, они являются носителями наследственности, так как содержат в себе «вещество наследственности», связываемое Вейсманом с хромосомами клеточного ядра. Они вечны, неизменяемы, их единственная функция — размножение.

Соматические (клетки тела) смертны, они охраняют и питают зародышевые клетки. Они вступают во взаимодействие с внешней средой, изменяются в соответствии с изменением жизненных условий, но это ни в какой мере не отражается на половых клетках и не передается потомству. Бессмертные половые клетки сохраняются в неизменном состоянии до бесконечности, и тело для них, таким образом, является только временным футляром. Свое положение об автономности зародышевых клеток Вейсман пытался обосновать экспериментом на мышах, которым отрубал хвосты в течение 22 поколений. Из факта ненаследования данных соматических увечий были сделаны далеко идущие выводы о полной независимости наследственной изменчивости от влияний внешней среды.

Единственной причиной возникновения наследственных изменений Вейсман признавал лишь смешение в процессе оплодотворения двух зародышевых плазм — материнской и отцовской (амфимиксис). Следовательно, по Вейсману, естественный отбор не является творческим началом. Он только сохраняет полезные и уничтожает вредные изменения, полученные в результате амфимиксиса. Таким образом, возникающее новое, по Вейсману, есть простая перекомбинация извечно существовавших, заложенных в различных зародышевых клетках свойств.

Позже под влиянием критики Вейсман вынужден был признать . влияние внешней среды на зародышевую плазму, но он признал лишь такие влияния, которые воздействуют непосредственно на половые клетки (бластогенные влияния), тогда как воздействия, идущие через тело (сому), по Вейсману, остаются безрезультатными для зародышевой плазмы.

Признав бластогенные влияния внешней среды, Вейсман тем не менее категорически отрицал адэкватность (соответствие) изменений зародышевой плазмы изменениям внешней среды.

Таким образом, Вейсман отрывает явления изменчивости от влияния внешней среды, утверждает автономность (независимость) изменчивости.

Формообразующим фактором, по Вейсману, является механический отбор случайных целесообразных изменений. Если приспособительные изменения случайны, не зависят от внешних условий и только механически сохраняются отбором, тогда всякое влияние внешней среды должна уничтожать накопленные филогенезом результаты отбора приспособительных изменений. А так как результаты филогенеза сохраняются, о чем свидетельствует наследственность, то Вейсман и настаивает на автономности зародышевой плазмы, на простом вегетативном ее размножении. Такова логика механического понимания действия отбора. Она неизбежно приводит к идеализму, так как, согласно ей, нельзя объяснить материалистически причины появления приспособительных, т. е. соответствующих среде, изменений.

Вейсман игнорирует сущность жизненного процесса. Известно, что основным свойством живого является обмен веществ, созидание и разрушение. Живое тело бесконечно самообновляется. Жизнь в себе самой содержит элемент смерти, элемент разрушения. Непрерывность жизни — несомненный факт, но дочерние клетки уже не те, что материнские клетки.

Клетки одного и того же организма отмирают и заменяются новыми. Половые клетки — продукт живого организма; они развиваются в процессе обмена веществ.    

Критикуя вейсманизм, Т. Д. Лысенко пишет: «Бессмертное наследственное вещество, независимо от качественных особенностей развития живого тела, управляющее бренным телом, но не порожденное им, — такова открыто идеалистическая, мистическая в своем существе, концепция Вейсмана, выдвинутая им под завесой слов о „неодарвинизме"».

Теория Вейсмана и другие теории, подобно ей отрывающие явление изменчивости организмов от условий внешней среды, получили название теорий автогенеза.

Развитие идеалистического направления в генетике. Вопросы наследственности и ее изменчивости, вопросы- взаимоотношений организма и среды его обитания были наименее разработанной частью учения Дарвина, поэтому идеалисты в биологии попытались овладеть этой областью в целях борьбы с дарвинизмом. Реакционная буржуазная генетика полностью восприняла автогенетические положения вейсманизма, его идеализм и метафизичность. 

Положение о ненаследовании благоприобретенных признаков, отрыв организма от среды его обитания, антиисторический подход к явлениям наследственности и ее изменчивости — наиболее характерные черты этого направления.

Датский селекционер-антидарвинист Иогансен попытался обосновать положение о ненаследовании благоприобретенных признаков, исходя из своих экспериментов с фасолью (1903). Его опыты сводились к следующему: из урожая каждого отдельного растения фасоли отбиралось 2 — 5 зерен, наиболее крупных и наиболее мелких, которые высевали отдельно. Оказалось, что урожай, полученный от посева крупных и мелких семян, в общем был одинаков. Затем Иогансен отбирал из урожая всех растений, вместе взятых, выращенных из крупных семян, несколько крупных фасолин и параллельно столько же семян из второго варианта, происшедших из мелких семян, для нового посева. Подобные опыты производились Иогансеном в течение шести лет.

На основании этих работ он сделал вывод, что в результате отбора удается выделить в пределах сорта лишь присутствующие в нем наследственно постоянные типы — «чистые линии» («чистая линия» — потомство от одного самоопыляющегося растения). Хотя в пределах «чистой линии» имеются индивидуальные вариации, тем не менее отбор крайних вариантов, как правило, не эффективен.

Это приводит его к отрицанию преемственности изменчивости и творческой роли отбора. Отбор, по Иогансену, действует лишь наподобие сита, выделяя из популяции уже существующие в ней наследственно постоянные линии.

Иогансен вводит понятия фенотип и генотип и делает вывод об их различной природе. Под фенотипом он понимает совокупность видимых признаков организма, под генотипом — сумму наследственных задатков,, названных им генами.

При этом наследственная природа организма метафизически отрывается от его тела и влияния внешней среды. Изменения, происшедшие под влиянием внешней среды, объявляются ненаследственными. Однако необходимо отметить, что фактический материал, приведенный Иогансеном, не дает оснований сделать подобный вывод, ибо сам автор принужден заметить, что «в некоторых линиях наблюдалось действие отбора, хотя и слабое».

Кроме того, следует указать на неправильность самой методики проведенного Иогансеном эксперимента, что делает его работу мало убедительной. Порочность этой методики заключается в том, что, производя отбор, Иогансен исходил не из растений, давших в среднем наиболее крупные или наиболее мелкие семена по сравнению с другими, выращенными в тех же условиях, а выбирал по нескольку семян из смешанного урожая всех растений каждого варианта. Разница в размере семян не говорит о разнице наследственной природы растений, ибо на одном и том же растении бывают семена различных размеров. Отобранные Иогансеном отдельные крупные семена могли происходить и от мелкоплодных в среднем растений и, наоборот, мелкие семена могли быть получены от крупноплодных растений. Это нивелировало эффект отбора и дало ему повод сделать вывод, противоречащий не только основным принципам дарвинизма, но и всей сельскохозяйственной практике.

Несомненно, что Иогансен сознательно ищет возможность опровергнуть теорию Дарвина, используя для этого представление о ненаследовании индивидуальной изменчивости. Он пишет: «...Отбор не создает ничего нового... Это представление было тесно сплетено с древнейшим наивным воззрением на наследственность, которого держался Дарвин и его современники, и заключавшимся в том, что личные свойства особи, фенотип ее являются решающими для наследуемых потомками свойств. Для подобного воззрения естественно предполагать, что отбор, продолжающийся из поколения в поколение в определенном направлении, должен постепенно „по градациям" сдвигать „тип" данного вида или данной расы в том же направлении. ... Это воззрение Дарвина основывалось на опыте практиков-селекционеров; но нами уже установлено, что их опыт, как неправильно истолковывавшийся, не имеет никакой ценности». Иогансен открыто призывает своих единомышленников к борьбе с прогрессивной эволюционной теорией. Он объявляет теорию Дарвина устаревшей, не соответствующей духу времени.

Поиски современной «теории» наследственности, отвечающей социальному заказу, т. е. чуждой эволюции, отражающей идею постоянства и неизменяемости форм, завершились в 1900 г. вторичным открытием «законов наследственности» брюнского монаха Грегора Менделя. Эти исследования в свое время (1866) справедливо не обратили на себя внимания современников и вскоре были забыты. Производя скрещивания различных сортов гороха, Мендель наблюдал повторение в потомстве признаков одной из родительских особей. Проявляющийся в первом гибридном поколении признак получил название доминантного, а явление сходства всех потомков с одним из родителей — правила доминирования. В следующем поколении появлялись потомки также и с признаками второго родителя (рецессивные). Количество тех и других, по наблюдениям Менделя, приближалось к отношению 3:1. Это второе правило Менделя — правило расщепления. Оба эти правила, выведенные на основании наблюдения над горохом, были объявлены последователями Менделя основными законами наследственности при гибридизации всех живых форм.

Для объяснения наблюдаемых им явлений (доминирования, расщепления) Мендель выдвинул так называемую «гипотезу чистоты гамет». Он предложил считать, что каждая половая клетка (гамета) является носителем только одного из соответственных пар признаков родителей и абсолютно свободна, «чиста» от другого признака. Таким образом, все, что кажется в потомстве новым, есть только временный результат случайного сочетания «чистых» и независимых половых клеток. В последующих поколениях в силу «закона расщепления» все снова должно вернуться к старым исходным формам.

Сама постановка Менделем опытов на горохе была порочна в своей основе, ибо наблюдения производились им без учета условий внешней среды. Его выводы отражали только статистические, а не биологические закономерности. «Законы» Менделя подверглись резкой критике со стороны передовых представителей русской науки —  К. А. Тимирязева, И. В. Мичурина и др.

Трудами наших советских ученых доказано, что эти «законы» не только не приложимы ко всей живой природе, но даже и к собственному объекту Менделя — к гороху.

Работы мичуринцев показали, что первое гибридное поколение может быть и однообразным, и разнообразным, в зависимости от условий развития. В свете этих исследований доминантность и рецессивность являются понятиями относительными. Изменяя условия развития гороха, можно получить доминирование любых признаков, даже тех, которые Мендель считал безусловно рецессивными, как, например, низкий стебель, зеленые семядоли и т. д. Возникшие в первом гибридном поколении изменения не остаются безрезультатными для последующих поколений. Потомство может давать расщепление признаков в различных числовых соотношениях или сохранять единообразие.

Даже сам Мендель в различных сериях своих опытов по гибридизации гороха наблюдал во втором и последующих поколениях числовые отношения признаков в потомстве, далекие от соотношения 3:1. Мендель не придавал своим опытам такого значения, какое впоследствии было им придано благодаря их соответствию социальным запросам.

По поводу широкой популяризации менделизма К. А. Тимирязев говорит: «Основную причину этого ненаучного явления следует искать в обстоятельствах ненаучного порядка. Источником этого поветрия, перед которым будущий историк науки остановится в недоумении, должно искать в другом явлении, идущем не только параллельно, но и, несомненно, в связи с ним. Это явление — усиление клерикальной реакции против дарвинизма».

Гипотеза «чистоты» гамет Менделя отрицает всякую эволюцию, всякое поступательное движение. Она утверждает мертвую схему неизменности и вечности всех признаков и свойств органического мира. По Менделю, организм представляет мозаику доминирующих и рецессивных признаков. Все возникающее новое является только более или менее сложной комбинацией, временным следствием случайного сочетания «чистых» гамет. По Менделю, все изменения, совершающиеся в органическом мире, происходят в одном замкнутом кругу, все с неизбежностью возвращается к исходным формам. Такова реакционная сущность менделизма..

Выведенные на горохе «законы» Менделя полностью восприняты современным лидером вейсманистской генетики, известным антидарвинистом Морганом.

Морган развил выдвинутою Вейсманом и Страсбургером хромосомную теорию наследственности, ставя своей целью подвести цитологический фундамент под менделевскую схему наследственности. Свои исследования Морган и его школа проводили на плодовой мушке дрозофиле. Согласно Моргану, наследственные факторы, или «гены», обусловливающие те или иные признаки, представляют собой частицы, локализованные в хромосомах клеточного ядра, причем каждый ген занимает строго определенное место. Хромосомы, таким образом, являются комплексом генов, расположенных в линейном порядке. Гены, расположенные в одной хромосоме, по Моргану, вместе переходят в одну и ту же гамету и передаются от родителей к детям. Это свое положение Морган назвал «законом сцепления».   

Однако практика показала, что признаки, передававшиеся вместе при одном скрещивании и вследствие этого рассматриваемые как обусловленные генами, лежащими в одной хромосоме, при другом скрещивании обнаруживают расщепление. Для. устранения этого затруднения Морган выдвинул новую гипотезу. Он утверждает, что хромосомы при конъюгации, образуя перекресты, могут разламываться на куски и обмениваться гомологичными частями, причем подобный обмен может происходить одновременно в нескольких участках. Частота появления особей, нарушающих «закон сцепления», служит Моргану критерием для определения расположения генов в хромосоме и составления на этом основании карт хромосом. Каждый раз, когда фактические цифры развития признаков у потомства не соответствуют теоретически ожидаемым, вводятся .различного рода поправки на двойной, тройной и т. д. перекрест, на явление интерференции, т. е. затруднения перекреста в определенных участках в силу упругости хромосом, и т. д. Таким образом, под любое фактическое соотношение особей с расщепленными и нерасщепленными признаками может быть подведена теория Моргана с теми или иными поправками.

Морганизм по существу идеалистичен и метафизичен. «Вещество наследственности» морганистами измышлено, ибо не может быть особого вещества наследственности, как не может быть особого вещества жизни. Морганисты считают, что гены появились раньше органических тел, — последние представляют лишь их вторичный продукт.

Они утверждают, что жизнь возникла не ранее гена... гены составляли основу первого живого вещества. Отсюда становится ясным, что морганистская теория возрождает преформизм. Наиболее ярко эта концепция выражена Меллером, писавшим, что зародыши всего человечества могут быть вмещены в небольшой кувшин, а сперматозоиды — в одну горошину. В этой горошине так же, как и в кувшине с яйцеклетками, были бы заключены свойства и признаки всех будущих поколений. Каждый индивид был бы здесь представлен полностью со своим особым носом, печенью, совершенно точно определенными мозговыми клеточками, формой ресниц, отпечатками пальцев и т. д. Гены морганистов вечны, неизменны и не подвержены обмену веществ. Морганизм утверждает абсолютную автономность и независимость явлений наследственности от условий жизни. Морганизм является дальнейшим развитием реакционных автогенетических положений вейсманизма и менделизма. Воскрешая преформистские представления, он имеет своей целью возврат к учению о первично созданных, неизменных формах.

Автогенез является основным господствующим направлением биологической мысли капиталистических страна последарвиновский период. Все выдвигаемые антидарвинистами генетические теории стремятся примирить эволюцию с идеей постоянства видов. Так, Лотси, признавая абсолютную устойчивость «наследственного вещества», считает виды постоянными неизменяемыми категориями. Он сравнивает гены с химическими элементами, а виды — с постоянными химическими соединениями. Новый вид, по Лотси, может возникнуть только в результате гибридизации, когда половые клетки одной формы соединятся с половыми клетками другой. Только при таких условиях может возникнуть новая форма, столь же прочная и постоянная, как и те, из которых она произошла. Виды могут размножаться до бесконечности, сохраняя постоянство своих признаков.

Реакционер и расист Бетсон (1914) стремился пропагандировать идею об эволюции как процессе деградации жизни, как о переходе от изначально сложного потенциала наследственности к простому в процессе «филогенетического развития. Бетсон считал, что все признаки и свойства, характеризующие современных представителей животного и растительного мира, существовали в скрытом виде у внешне простых первобытных форм. Кроме «факторов», лежащих в основе признаков, характеризующих современные формы, генотип их первобытных предков содержал огромное количество других «факторов», тормозивших проявление этих свойств. Эволюция, по Бетсону, сопровождалась постепенной потерей «тормозящих факторов» и проявлением соответствующих признаков, т. е., по Бетсону, в процессе эволюции ничего нового не возникло, а, наоборот, происходило обеднение генофонда в силу потери тормозящих факторов.

К. А. Тимирязев, критикуя Бетсона, писал: «Итак, по современным эволюционистам, любая инфузория со дня творения обладала несметными мириадами таких бесполезных „вещей", как кудрявость несуществующих хвостов и тупость несуществующих зубов, и только потеряв по дороге кое-что из этих ненужных ей вещей, кое-что перетасовав, из этой первозданной инфузории произошли новые формы животных вплоть до человека... Но если трудно постичь содержание этой новой „эволюционной" (?) теории..., зато ясна ее цель». Цель ее действительно совершенно ясна, она соответствует духу времени; эта цель — отрицание возникновения нового, возврат к представлению о неизменной сущности вещей. Так называемая «мутационная теория» также пытается примирить эволюцию с идеей постоянства видов. Для нее также характерно отрицание участия внешней среды в изменчивости организмов. С этих позиций вело борьбу с дарвинизмом большинство его противников из числа современников Дарвина. Однако широкое распространение идеи мутационизма получили только к началу XX века. Эти идеи были развиты Коржинским (1899) и де Фризом (1901—1903).

Коржинский собрал большой фактический материал о происхождении многих свойств растений и животных в результате резкого изменения исходной формы (например, цельнолистная земляника, один из видов чистотела, мошанские и анконские овцы, безрогость у крупного рогатого скота и т. д.). Такого рода изменения Коржинский называет гетерогенезисом. По Коржинскому, вид постоянен, он сохраняет свои признаки испокон веков, но время от времени рядом со старой формой внезапно возникает новая, «столь же прочная и постоянная, как и те, которые существовали с незапамятных времен». Новая форма в дальнейшем существует параллельно со старой. Категорически отвергая всякую связь наследственных (гетерогенных) изменений с внешней средой, Коржинский приходит к выводу, что выяснить причины возникновения наследственных изменений нельзя и каковы эти причины «остается непонятным, как и многое другое в этом таинственном явлении».

Точка зрения де Фриза весьма близка к взглядам, высказанным Коржинским. Подобно ему де Фриз считает наследственными только резкие уклонения от первоначальной формы, — такие изменения он называет мутациями. Мелкие индивидуальные изменения де Фриз называл флюктуациями. Только мутации, по де Фризу, имеют значение в процессе видообразования. Он считает, что все наследственные свойства организма представлены в клетках частицами — «пангенами». Индивидуальная изменчивость (флюктуации), по де Фризу, является результатом перегруппировки «пангенов», причем сами «пангены» сохраняют свое постоянство; такие изменения не наследственны. Так, вид может существовать без всяких изменений в течение тысячелетий до наступления внезапного взрыва, прерывающего тысячелетия покоя. Сущность этих взрывов связана с приходом «пангенов» в неустойчивое состояние, в результате чего они претерпевают резкие изменения, происходит образование новых «пангенов». В результате вид распадается на большое количество новых форм. Переход «пангенов» в устойчивое состояние приводит вид и образовавшиеся из него формы в состояние покоя, которое снова длится тысячелетиями. Рассматривая вопрос о причинах, приводящих «пангены» в состояние лабильности, определяющее появление новых форм, де Фри» утверждает, что «...творческая деятельность не зависит от господствующих жизненных условий». Он считает, что на заре жизни частота появления мутационных периодов и их энергия были более значительными» т. е. эволюционный процесс идет по затухающей кривой. Де Фриз пытается обосновать свою теорию экспериментальными данными, полученными при изучении энотеры Ламарка. Он разводил это растение в течение десятка лет. Каждое новое поколение энотеры, по наблюдениям де Фриза» давало в среднем около 0,5% форм, резко уклонившихся от основного типа. В дальнейшем они сохраняли свое постоянство. Де Фриз вывел гигантскую, карликовую, широколистную энотеру и т. д., в общей сложности около 800 новых форм.

Мутационная теория отвергает преемственную связь изменений в последовательном ряду поколений, отвергает творческую роль отбора в процессе видообразования. Де Фриз писал: «,..Я утверждаю на основании мутационной теории, что виды, благодаря борьбе за существование и естественному отбору, не возникают, а исчезают».

Мутационная теория Коржинского — де Фриза насквозь реакционна. Она представляет возврат к теологии в вопросах развития приспособлений. Взрывы, скачки, которыми оперирует мутационная теория, вводят в заблуждение, придают ей революционную внешность, и на первый взгляд она может казаться диалектической теорией. В действительности же скачкизм мутационистов не имеет ничего общего с диалектикой, так как он отрицает медленные количественные изменения, подготовляющие скачок. Автогенетическая мутационная теория поставлена на защиту метафизического догмата о постоянстве видов.

Многочисленные факты, собранные Коржинским, и наблюдения де Фриза над энотерой Ламарка представляют несомненный интерес и ценность, но факты эти заведомо неправильно трактуются авторами мутационной теории. Явление расшатанности наследственной основы» приводящее к бурному формообразовательному процессу, в настоящее время хорошо изучено советскими учеными и прежде всего И. В. Мичуриным; оно стало доступным для сознательного воспроизведения. Разно-направленная, пестрая изменчивость — результат развития организмов в резко измененных условиях существования.

К мутационной теории весьма тесно примыкает еще одна автогенетическая «теория», именуемая теорией «преадаптации». Эту теорию развивали Кено, Гольдшмидт и позже Джулиан Гекели. Согласно этой «теории», появившаяся в результате мутации, вне зависимости от условий жизни материнской формы, новая форма обладает определенной специализацией. В соответствии со своей новой приспособляемостью она ищет среду для своего обитания. Если такая среда будет найдена, то эта форма сохраняется, размножается, в противном же случае погибает. Так, например, преадаптисты полагают, что сначала появился крот со всей приспособленностью его организации для жизни в земле, а затем он ушел жить под землю. Пещерные животные появились слепыми, а затем нашли подходящие для них условия жизни в пещерах. Формы, обладающие покровительственной окраской, приобрели ее не в результате естественного отбора в определенной среде обитания, а, наоборот, они перешли к жизни в данной среде вследствие наличия у них соответствующей окраски.

Согласно этой теории, целесообразность организации не есть продукт среды обитания и естественного отбора. Целесообразность пред- существует независимо от среды. Такая «теория» телеологична, идеалистична, так как предполагает творческие внутренние факторы с атрибутами разумности. Целесообразная, приспособляющаяся к определенной среде обитания организация без влияния последней может быть только чудом.

Практические занятия медицинские биологические препараты для профилактики и лечения инфекционных заболеваний Занятие 1-е. Вакцины и анатоксины. Вопросы для обсуждения. 1. Искусственный иммунитет, активный и пассивный. 2. Препараты для создания искусственного активного иммунитета: вакцины и анатоксины. 3. Виды вакцин: живые, убитые и химические. 4. Способы приготовления вакцин. 5. Анатоксины нативные и очищенные, их получение и титрован... Читать далее...